Дома [= Мир Родины; Родина; На Земле] - Гарри Гаррисон

— …И — тррррах! Вот так мы очутились в воде. Я совсем захлебнулась, ну и ревела, конечно, а вот этот старый морской волк сумел удержать меня над водой. По-моему, я еще и поцарапать его пыталась за его заботы. Паника! Пожалуй, прежде я и не знала, что означает это слово. А голова ушиблена, и все вокруг крутится и расплывается перед глазами… Потом появилась подушка — я ухватилась за нее, — и мы поплыли… И помню еще, как он меня старался подбодрить, а я ему не верила. А потом — ничего.

— Ничего? — переспросил Тергуд-Смит.

— Абсолютно. Следующее, что я увидела, — вот эта палата. И мне рассказали, что произошло. — Она взяла Яна за руку. — Я никогда в жизни не смогу отблагодарить тебя, ведь не каждый день женщине спасают жизнь… А теперь уходите, пока я не разревелась снова.

Из больницы они вышли молча. Тергуд-Смит показал на ближайшее кафе.

— Здесь годится?

— Конечно. Ты Лиз что-нибудь сообщал?

— Ночью нет. Не было никакого смысла ее будить, чтобы она там с ума сходила. Но утром, узнав, что с тобой все в порядке, я ей позвонил, и она шлет тебе всю свою сестринскую любовь. И велит впредь держаться подальше от маленьких парусных лодок.

— Ну, Лиз в своем репертуаре. Твое здоровье.

— Твое.

Они подняли стаканы и выпили. Бренди обожгло, согрев какую-то точку внутри, о которой Ян и не знал, что она замерзла. Но согрело не до конца. Ему пришлось подавить желание рассказать зятю о прошедшей ночи. О подводной лодке, о том, как их спасли, о катерах — обо всем. Не совершает ли он преступления, умалчивая о случившемся? Только одно ему помешало выболтать всю правду: израильтяне спасли им жизнь — а Сара сказала, что если он проговорится о субмарине, то подвергнет их опасности. Забыть. Он обязан забыть все это.

— Хочу еще стаканчик, — сказал он.

— Я составлю тебе компанию. Знаешь, забудь ты эту ночь и наслаждайся отпуском.

— Ты мои мысли читаешь.

Но память не уходила, гнездилась где-то в уголке сознания, готовая вырваться наружу, едва он расслабится. Прощаясь с Тергуд-Смитом у площадки вертикального взлета, Ян испытывал виноватое удовлетворение от того, что ему не всегда придется быть начеку и помнить о своей лжи.

Солнце, еда, вода — все было замечательно. Только на яхтах они больше не катались по молчаливому согласию. В постели Эйлин проявляла свою благодарность с таким пылом, что к утру оба бывали счастливы — и выжаты, как лимон. Но воспоминания его не покидали. Просыпаясь на заре — щекой на рыжих волосах Эйлин, — он вспоминал Сару в подводной лодке, вспоминал ее слова. Неужели он погряз во лжи? Это казалось невозможным.

Прошло две недели, и они, пожалуй, были уже не прочь покинуть теплое море. Воспоминания, конечно, останутся. Они отлично загорели — будет что показать друзьям в Англии, пусть позавидуют, — и уже хотелось домой. И хорошего мяса хотелось, с картошечкой, после всей непривычной гастрономической роскоши. Кормят здесь отлично, ничего не скажешь, но нельзя же всю жизнь прожить на такой пище, надоедает.

Они расстались на аэровокзале Виктории после долгого прощального поцелуя, и Ян поехал к себе домой. Заварил чайник крепкого чая и понес его в мастерскую, неосознанно расслабившись, когда входил в дверь и включились лампы. Стена над рабочим столом сплошь увешана инструментом, блестит полированный хром… На столе идеальный порядок, чистота, аккуратно разложены разные приспособления… В специальной рамке был зажат прибор, с которым Ян возился перед отъездом. Ян сел и покрутил его; потом взял ювелирную лупу, чтобы проверить, как пропаяны контакты. Прибор почти готов к работе — если только вообще заработает. Должен — компьютерная модель это подтвердила. А идея была простая.

Все крупные морские суда для навигации используют спутники. В любой точке Мирового океана всегда бывает не меньше двух таких спутников. Навигационные приборы корабля посылают сигналы, спутники их отражают, а отраженные сигналы сообщают азимуты спутников и их высоты над горизонтом корабельному компьютеру, который без труда вычисляет местонахождение судна с точностью до нескольких метров. Все это не сложно, и такие приборы замечательно эффективны — но довольно громоздки и дороги. Для большого корабля это мелочь. А если небольшая яхта? Надо сделать маленький, легкий прибор. И Ян уже довольно долго работал над упрощенной конструкцией, которая могла бы подойти любому судну, независимо от размеров. Прибор получался достаточно компактный и дешевый, его мог бы приобрести кто угодно. Если он будет работать, то можно и запатентовать его — лишние деньги никогда не помешают… Но это все в будущем. А пока надо сделать, чтобы он работал, — и миниатюризировать все его детали.

Но на этот раз он не увлекся работой, как это обычно бывало прежде. В мыслях было другое. Он допил чай и унес поднос на кухню. Потом зашел в библиотеку, взял с полки тринадцатый том Британской энциклопедии и быстро пролистал страницы до нужной статьи.

Израиль. Промышленно-сельскохозяйственный анклав на побережье Средиземного моря. Территория прежнего государства Израиль. Обезлюдевший в годы чумы, заселен добровольцами ООН в 2065 г. Управляет арабскими сельскохозяйственными районами к северу и к югу и отвечает за торговые перевозки всего региона.

Вот оно! Черным по белому — и в книге, которой можно верить. Исторические факты, без каких-либо эмоций. Просто факты. Факты?..

Но ведь это неправда! Он же был на той подводной лодке, он разговаривал с израильтянами. Или с кем-то, кто выдавал себя за них. Они на самом деле израильтяне? А если нет — кто тогда? Во что он оказался втянут?

Как это сказал великий Хаксли? Ян вспомнил, что прочитал эти слова, едва поступив в университет, переписал их и повесил у себя над столом. Примерно так: «…Великая трагедия науки состоит в том, что даже самый уродливый факт способен погубить самую прекрасную гипотезу». Он твердо придерживался этого трезвого правила и изучал науки именно так, трезво. Факты. Дайте факты — а гипотезы сами вырастут.

Но что за факты здесь? Он был на борту субмарины, которая попросту не могла существовать в том мире, какой он знал. Но она существует. Значит — картина мира неверна?

Такая формулировка помогала объяснить случившееся, но и разозлила его. Если так — ему лгали. К чертям всех остальных — пусть заботятся о себе сами, — но его, Яна Кулозика, обманывали всю жизнь, беспрерывно и целенаправленно. Это ему совсем не нравилось. Но как узнать, где ложь, а где правда? Вместе с этой мыслью пришла и другая: Сара была права, сказав об опасности, с которой он столкнется. Ложь — это всегда тайна, а тайны всегда хранят. А здесь государственная тайна. Что бы он ни сделал, что бы ни узнал — сказать об этом нельзя никому.